Какой вы писатель? Вы хорошо разбираетесь в литературе, отличаете малейшие нюансы жанров, с легкостью разгадываете интригу даже самого запутанного сюжета и вполне могли бы стать большим писателем, если бы не одно «но». Вы просто не любите писать. А значит, можете позволить себе чистое удовольствие от чтения книги, избегая мук творчества, профессиональной ревности, переживаний по поводу негативных отзывов и прочих издержек жизни автора с большой буквы.
Очень люблю фандомные демотиваторы. Вот тут у меня были выложены найденные на Девианте по Вайсс Кройц, а сегодня - "Дальний космос 9"! Мой - только перевод подписей
Почему-то в этом году очень жду Нового года. Прямо уже хочется. В Сбербанке увидела наряженную ёлочку - поймала себя на том, что хочухочухочу нарядить свою сразу как декабрь начнётся.
Еще почему-то очень хочется писать или переводить. По Вайсс. Или по ШХ. Или нет, по дип спейс найн. Ну, можно еще по 007. Сюжета в голове нет, присмотренных текстов на перевод нет, только сладкое томление и неопределённые мечты.
Почему-то и работа в конце триместра не бесит, как ни странно, только слегка раздражает. И вообще, три месяца работы прошли легко и приятно. Нет прошлогоднего ощущения "упахалась!". Конечно, минус 7 часов в неделю - это серьёзное облегчение, а с другой, я теперь их же провожу на репетиторстве.
...На самом-то деле я знаю причину всего этого. Она очень проста. ДИПЛОМ НАДО ПИСАТЬ
1. Покамест мне нравится наша погода. Как я недавно где-то видела, убейте - не помню, где: северяне точно знают - когда идет снег - это значит, тепло! К сожалению, скоро-скоро полярная ночь. Прощаемся с солнышком)
А это я в октябре пыталась заснять обалдевших уток и чаек, когда лед на озере вдруг подтаял и покрылся водой)
читать дальше2. Слегка поменяла прическу - к прежнему каре сделала "биохимию", как эту завивку в парикмахерской назвали) да уж, с прежней завивкой большая разница, помню, каким мелким бесом ты после нее завивался всегда) А запах!.. Да, результат очень нравится)))) 3. Пишу диплом. Точнее, пытаюсь. Точнее, пытаюсь себя заставить его писать.) А 20 января вообще-то защита, а 23 декабря предзащита. Не, бесполезно - организм не пугается этих дат нисколько. Обнаглел. 4. В конце сентября, когда ездила на день в Норвегию, спеша откатать визу, побывала по дороге в Трифоно-Печенгском монастыре. Они там масштабное строительство затеяли, выглядит интересно и живописно.
Вспомнила, что не выкладывала в дневнике. Непорядок.
Название: Хорошая работа Автор: Оруга Пейринг/персонажи: Едзи Кудо, Ран (Ая) Фудзимия, Оми (Такатори Мамору), Кэн Категория: джен Рейтинг: PG Жанр: драма Размер: драббл, 306 слов Предупреждения: POV Ёдзи Краткое содержание: У Вайсс был свой ритуал завершения миссий. Примечание: Написано для WTF Weiss Kreuz 2015.
читать дальше— Хорошая работа, Ёдзи-кун! — традиционно восхитился Оми.
— Да и ты был неплох, чиби, — так же традиционно отозвался Ёдзи и с удовольствием раскурил сигарету.
Традиции традициями, но оба они говорили чистую правду: миссия прошла без сучка, без задоринки. Ёдзи на лету ловил все изменения в обстановке и оказывался именно там, где нужно, именно тогда, когда нужно. А дротики Оми летели в цель без промаха.
Подошёл Кен и по-дружески пихнул Ёдзи в бок:
— А неплохо ты сегодня двигался... для своего возраста!
— Иди ты, Хидака! — притворно обиделся Ёдзи за свои двадцать один с небольшим. — Это для тебя главное — побегать да когтями помахать. И как у тебя завод не кончается?
— У него не завод, Ёдзи-кун, у него там реактор, — вставил Оми.
Кен довольно захохотал.
Жизнь была хороша.
Мимо них, бесшумно ступая, прошёл Абиссинец.
— Эй, Ая! — окликнул его Ёдзи. — Ты сегодня был крут, я прямо впечатлился!
Ая обернулся, скользнул взглядом по троице и сказал равнодушно:
— Полиция будет здесь через пару минут. Поехали.
Ёдзи будто окатили ледяной водой. От обиды — смешной, дурацкой, ребячьей какой-то обиды — у него даже руки задрожали. Он прикусил кончик сигареты и отвернулся — чтоб не видеть вытянувшиеся лица Оми и Кена и не сорваться нахрен.
Бля, трудно было слово доброе сказать? Нет, трудно, а? Ёдзи так старался, на таком подъёме был сегодня, летал просто. Так ждал, что Ая заметит... нет, ну не расхвалит, конечно, но...
Вот нормальное что-то, человеческое можно было сказать? Типа: а ты ничего, Балинез, а ты крут, чувак, молодец, Ёдзи. Ая же видел, как Ёдзи работал, они в паре были. Кен и тот заметил!
— Полиция будет здесь через минуту, поехали, — передразнил он, с ожесточением швыряя сигарету в лужу. — Не будем задерживать Фудзимию-сама, ничтожества!..
— Ёдзи-кун, нам и правда пора ехать, — Оми попытался сгладить момент. — Ая-кун просто беспокоится...
Ёдзи хрипло хохотнул.
— Да уж, о нас заботится, не иначе, — и зашагал к машине.
В честь этого праздника объявляю угадайку по твоим вайсс-драбблам. Потому что они классные, и я с удовольствием опять их перечитала и хочу, чтобы и другие их вспомнили! Всего будет 10 загадок в виде иллюстраций-ассоциаций. Играть могут все желающие, только прячьте ответы под кат, пожалуйста . Ну, а главное - играть может именинница! Подсказка всем: в дневнике beside в эпиграфе есть ссылка на её тексты, и в том числе драбблы!
Во франшизе "Стар Трека" есть такой сериал - "Дальний космос 9". Про маленькую космическую станцию где-то у черта на куличках, вокруг которой по ходу дела закручивается целый клубок межгалактических проблем, а герои огребают немало испытаний и приключений. И да, если вы что-то слышали про Кирка, Спока, Маккоя или Хана, так вот их тут нет Зато есть другие персонажи, и некоторые - совершенно замечательные.
Короче, перевод был сделан для славной команды "Сумеречная зона" на первый челлендж Варп-фактор. Это (фант-)медицинская драма, ангст и, конечно, романс. Иф чё, можно читать почти-как-оридж
Название: Обратный отсчёт Статус: конкурс Переводчик:Оруга Бета:Duches, Серпента Оригинал:Countdown, автор prairiecrow запрос отправлен Размер: миди, 8000 слов Канон: DS 9 Пейринг/Персонажи: Гарак/Башир Категория: слэш Жанр: драма, ангст, романс Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Гарак отравлен, и Баширу приходится действовать наперегонки со временем Примечание/Предупреждения: Это - автор. Это - медицинская терминология. Это - автор машет ей рукой. И машет, и машет, и машет! (прим.автора) Скачать:doc, fb2, epub
Они как раз возвращались с совместного ланча, когда Джулиан Башир заметил, что дело неладно.
Обычно его друг Гарак — Элим Гарак, если верить Энабрану Тайну — двигался легко, со сдержанной грацией, всегда прекрасно сохраняя равновесие. Но в этот раз, пока Башир шёл с ним до его лавки, шаги кардассианца странным образом не попадали в такт. Обычно это случалось, когда Гарак был в состоянии легкого алкогольного опьянения; но часом раньше Гарак появился у их обычного столика в «Реплимате» совершенно трезвым. За ланчем же он пил только сок рокассы.
Гарак заметил бросаемые исподтишка взгляды и, остановившись перед дверью в свою лавку, повернулся лицом к своему приятелю-человеку.
— Что-то не так, доктор? У меня что, шов разошёлся где-то на одежде?
С голосом тоже было не всё в порядке: интонации, обычно выверенные и гладкие, звучали слегка не в тон.
Башир всмотрелся в него пристальнее:
— Гарак, вы не...
Он не договорил. Гарак смотрел на него выжидающе, голубые глаза были темнее обычного — зрачки стремительно расширялись. И что-то виднелось у горловины его туники, прямо там, где грудные пластины скрывались под чёрным шитьём. Не разошедшийся шов, а что-то маленькое и острое. Башир протянул руку и почти коснулся крошечного дротика, в сантиметре от которого на сумеречно-серой коже кардассианца виднелось пятнышко засохшей крови.
— В вас стреляли, — сказал Башир, и в тот же момент Гарак, еще улыбаясь, упал на колени и мог бы завалиться набок на мостовую Променада, если бы не хорошие рефлексы Башира. Доктор поймал его и осторожно уложил на спину, замечая внезапную потерю тонуса в мышцах и способности разговаривать: губы Гарака шевелились, но вместо слов слышалось лишь шипящие вдохи.
Игнорируя любопытные взгляды прохожих, Башир включил свой комбейдж.
— Башир — оперативному центру. Нужна срочная медицинская помощь. Доставка двоих по лучу в медотсек.
Когда их тела растворились в потоке направленной энергии, он вспомнил, что уже второй раз за последние два месяца делал такой вызов из-за Гарака. «Что на этот раз?» — размышлял он, когда стены медицинского отсека возникли вокруг него и сестра Джабара поспешила ему на помощь. Впрочем, он и так знал ответ.
Еще одна загадка, которую нужно раскрыть.
*** Менее чем полчаса спустя он объяснял всё произошедшее констеблю Одо. Или, точнее, пытался.
— Дротик пропитан кетамизиновым соединением, — говорил Башир, демонстрируя данные микромолекулярного сканирования. — Мы не имеем ничего подобного в нашей базе данных, но, что бы это ни было, оно явно оказывает значительный эффект на нейрохимию кардассианцев. — Он посмотрел через комнату на Гарака, неподвижно лежавшего в биокровати с датчиками, присоединенными к его ребристому лбу. — Вещество проникло в ганглии и отключает их. Его центральная нервная система постепенно перестаёт работать.
Одо скрестил руки и внимательно изучил изображение.
— Хм. Кетамизин часто используют нимидианские наемные убийцы. Им, кажется, доставляет большое удовольствие создавать всё новые вариации на ту же тему. Не удивительно, что этого соединения нет в вашей базе, потому что, скорее всего, оно было синтезировано в течение последней недели.
— Это убивает его, — сказал Башир ровным голосом. — У него меньше двенадцати часов, а затем органы откажут.
— Если бы яд с дротика впитался полностью, вы бы говорили в прошедшем времени. Он получил только часть назначенной дозы.
— Вам известен антидот?
— Я так понимаю, что у вас его нет.
— Кетамизин чрезвычайно токсичен, и как только он проникает в центральную нервную систему, то начинает воспроизводить себя, подобно вирусу. Обычные противоядия практически бесполезны.
— К сожалению, мне ничего не известно. Всё, что я знаю — у нимидианских убийц очень высокий процент успешных операций. — Взгляд Одо скользнул в сторону неподвижного кардассианца. — Похоже, один из его гипотетических врагов наконец добрался до Гарака.
— Кто-то из нимидианцев был сегодня на станции?
— Пока не знаю. Но собираюсь выяснить. Если кто-то засветился, нетрудно будет задержать его по обвинению в покушении на убийство, которое меньше чем через сутки станет обвинением в совершённом убийстве.
Коротко кивнув на прощание, Одо добавил:
— Держите меня в курсе, доктор.
— Обязательно.
Башир проводил взглядом Одо, без сомнения, направившегося в отсек Службы Безопасности просматривать записи прибытий и отправлений, а затем вновь сосредоточил внимание на своем пациенте. Глаза Гарака были закрыты — Башир сам закрыл их — но нейронное сканирование ясно показывало, что он находился в сознании. Он утратил контроль над всеми функциями, кроме безусловных рефлексов, но всё понимал и чувствовал... и слышал свой прогноз. Смертный приговор, прозвучавший из уст его друга.
Башир поднялся и пересёк комнату, приблизившись к биокровати. Глядя на Гарака, он положил руку на его плечо.
— Послушай меня, Гарак. Я собираюсь начать поиск антидота немедленно, и я не собираюсь отступать, пока не найду его. — Он мягко сжал плечо у основания грудного выступа. — Постарайся сохранять спокойствие, и не сдавайся, потому что я тоже не сдамся. Я буду здесь, с тобой, что бы ни случилось. Ты не останешься один.
Веки Гарака чуть дрогнули — это была единственная реакция, на которую он был способен. Башир хотел бы сделать что-то большее, но не знал, что именно, так что он убрал руку с плеча Гарака и вернулся к главной консоли. Усевшись перед ней, он еще раз изучил изображение результата молекулярного сканирования и откинулся назад, крутя его и так и эдак в своем воображении.
— Компьютер, каков прогноз для пациента Элима Гарака?
— Пациент Элим Гарак испытывает прогрессирующий отказ центральной нервной системы из-за отравления кетамизиновым раствором. Необратимые повреждения жизненно важных органов произойдут через одиннадцать часов двадцать семь минут.
Значит, никаких изменений.
— Компьютер, добавить нейропептидную цепочку A-12 из кардассианской базы данных к правой оконечности типовой молекулы кетамизина и выполнить тест номер один.
— Пожалуйста, укажите цель теста.
— Нейтрализовать нейротоксин и разрушить его молекулярную структуру, не повреждая центральной нервной системы пациента.
— Принято.
Пауза, затем короткий звуковой сигнал.
— Токсин не повреждён.
Башир глубоко вздохнул. Он и не ожидал, что первая попытка окажется удачной.
— Компьютер, добавить нейропептидную цепочку A-12 к левой оконечности образца и выполнить тест номер два.
Пауза. Звуковой сигнал.
— Токсин не повреждён.
Башир мысленно перебирал известные ему пептиды, ища тот, который мог бы подойти к образцу на экране, как ключ к замку.
— Компьютер, добавить нейропептидную цепочку A-37 к правой оконечности...
Этот день обещал быть очень долгим.
*** Они дошли до теста номер пятьдесят восемь, и Гараку оставалось жить семь часов и двадцать три минуты, когда сухой тихий голос позади него позвал:
— Доктор Джулиан Башир?
— Компьютер, поставить тест на паузу.
Он крутанулся на стуле и увидел стоящую возле двери невысокую стройную фигуру. Женщина взирала на него сквозь темные линзы очков, защищавших ее чувствительные глаза от освещения станции. Бекаранцы были известны своим интеллектом и дотошным вниманием к деталям, и поэтому многие из них выбирали себе профессию юриста — именно такую роль эта женщина играла на станции. Башир попытался вспомнить ее имя, но не смог; ее офис был в лавке на противоположной стороне Променада, и у него никогда не возникало надобности в подобных услугах.
— Чем я могу вам служить, госпожа...
Она наклонила голову в официальном приветствии.
— Н’ноэль Тессар, к вашим услугам. Или, точнее, к услугам господина Гарака.
В узких руках она держала маленькую коробку из темного металла, где-то пятнадцать на пятнадцать сантиметров и не более шести в высоту.
— Я верно понимаю, что его выздоровление не ожидается?
Брови Башира поднялись.
— Новости быстро распространяются.
— А на этой станции особенно — и я была предупреждена, что должна особенно прислушиваться к подобной информации.
Она кивнула на тело Гарака:
— Он еще жив?
— Да.
— Но он не поправится?
— Он отравлен. Прогноз неблагоприятный.
— Тогда, — сказала она, приблизившись и протянув ему коробку, — это для вас.
Нахмурившись, он взглянул на коробку, а затем на женщину.
— Я не понимаю, и у меня совершенно нет времени для...
Тессар вскинула голову.
— Доктор Башир, полтора месяца назад господин Гарак составил завещание в соответствии с баджорским законодательством. Согласно ему, вы объявляетесь наследником всей его собственности, включая содержимое этой коробки. Я была обязана доставить вам её немедленно при возникновении ситуации подобного рода.
Она снова протянула ему коробку. В этот раз Башир встал со стула и принял её.
— Благодарю вас, госпожа Тессар. Но мы напряженно трудимся над поиском антидота. Есть шанс, что он еще поправится.
Тессар помахала узкой кистью.
— Я всего лишь действовала согласно полученным инструкциям, доктор Башир. И сейчас они исполнены. — Официально поклонившись, она продолжила: — Могу я ожидать вас в моём офисе, когда ваша... работа будет завершена? Нам нужно обсудить вопросы распоряжения собственностью господина Гарака.
— Я... — Башир проглотил комок в горле, внезапно осознав, что Гарак может не пережить ночь. — Я свяжусь с вами.
— Тогда хорошего вам дня, — она качнула головой в инопланетном жесте прощания и ушла назад на Променад, оставив Башира глядеть на коробку в его руках. Вскоре его взгляд перебежал на кардассианца, который был безмолвен и неподвижен и не мог объяснить, что же, чёрт возьми, всё это означало.
Поскольку Башир не мог получить ответ от виновника, он сделал то, что ему оставалось: сел за консоль, положил коробку на колени и открыл её.
Глава 2
Коробка была почти пуста. В ней было ровно два предмета: маленький серый падд и темно-красный накопитель данных.
Хмурясь, Башир достал падд и включил его. Появилось окно для ввода пароля, но ему потребовались только три попытки, чтобы угадать «Энабран» и получить доступ к базе данных. Которая, как оказалось, состояла из юридических документов и описи имущества лавки Гарака на Променаде. Опись была обновлена накануне и, очевидно, обновлялась один раз в неделю после истории с имплантатом Обсидианового Ордена. Башир поискал, но не нашел ничего более личного — никаких писем, видео, даже, на худой конец, аудиофайла со словом «Привет!»
Он перевел взгляд на накопитель данных. Три секунды спустя накопитель был подключен к компьютеру медотсека, четыре секунды спустя Башира ждало разочарование. «Это устройство может быть прочитано только матрицей голокомнат».
Он снова посмотрел на Гарака, который оставался категорически неспособным к коммуникации.
— Голопрограмма? — спросил он, тем не менее. Отключив накопитель, он откинулся назад и принялся рассматривать длинный узкий красный цилиндр, завороженный тем, как его поверхность отражала свет с текучими отблесками.
— Ты оставил мне опись имущества и голопрограмму?
Молчание. Башир раздражённо вздохнул и поднял глаза, пристально рассматривая молекулярную модель, безмятежно вращавшуюся на большом экране. Это давало ему не больше информации, чем его кардассианский пациент. В течение нескольких секунд он взвешивал варианты, неохотно придя к заключению: содержавшийся в голопрограмме сценарий мог бы содержать важные подсказки к разгадке того, что произошло. Самым разумным было бы передать накопитель данных констеблю Одо, чтобы он мог заняться расследованием...
... но его оставили не для Одо. Его оставили Баширу. Гарак был очень скрытным существом; это предназначалось для глаз Башира и никого другого. Если бы портной хотел, чтобы Одо видел эту программу, то он нашел бы способ передать накопитель ему...
Если только он не рассчитывал, что я сделаю это за него.
Башир покачал головой. Иногда — впрочем, всегда — размышлять о побуждениях Гарака означало блуждать кругами, пока не свихнёшься. Башир принял решение и закрыл коробку, оставив падд внутри.
— Компьютер, продолжать контролировать состояние пациента Элима Гарака и сообщить мне немедленно, если оно изменится не по графику.
— Подтверждено.
— А также, — добавил он, — продолжить тесты, рассматривая все возможные комбинации с образцом, для пептидов А-78, D-4, K-8, T-9 и F-65. Если я не вернусь к тому времени, когда они будут закончены — связаться со мной для дальнейших указаний.
Основываясь на предыдущих тестах, он был уверен, что ни одно из этих сочетаний не сработает, но кто знает, вдруг ему просто повезёт.
— Принято.
— Сестра Джабара?
Изящная головка баджорки появилась в проеме двери, когда она откинулась назад на стуле возле своего сестринского поста, где заполняла месячный отчёт.
— Вы проследите, чтобы пациенту было удобно? Если констебль Одо вернётся, передайте ему, пожалуйста, что я ушёл к Кварку воспользоваться одной из его голокомнат.
Получив от неё кивок и проигнорировав озадаченный взгляд, Башир решительным шагом и с накопителем в руке вышел из медотсека.
*** Кварк находился за стойкой бара, полируя стакан, и явно удивился при его появлении, хотя улыбнулся так же широко, как обычно.
— Доктор Башир! Я могу предложить вам что-нибудь выпить? — Его тон стал более вкрадчивым. — Что-нибудь успокоить нервы, например?
— Нет, спасибо, — Башир облокотился на стойку и показал накопитель. — Мне нужна голокомната. У вас есть свободные?
Кварк сразу отложил стакан.
— Все заняты кроме второй, а она зарезервирована для вечеринки на четверых в 18-30.
Двадцать две минуты. Достаточно времени, чтобы разобраться, что к чему, хотя бы в общих чертах. Башир выпрямился.
— Это мне подойдёт.
Вводя инструкции для голокомнаты с пульта за стойкой, Кварк устремил на него ещё более пристальный взгляд.
— Вы уверены, что не хотите чего-нибудь ещё? Может, саурианского бренди? Судя по вашему виду, он был бы сейчас кстати.
Удивленный, Башир спросил:
— Откуда это внезапное беспокойство о моем самочувствии?
Кварк пожал плечами.
— Без причин. — Он сделал паузу и наклонился немного ближе, заговорив очень тихо, чтобы посетители за ближайшими столами не могли его услышать, хотя Морн и смотрел с молчаливым интересом. — Говорят, Гарак отдаёт концы. Я просто подумал, может быть...
— Я не пью на дежурстве, Кварк, и пока ещё рано планировать его похороны.
Он услышал сигнал пульта, означавший, что доступ к голокомнате предоставлен, и, коротко кивнув, направился по лестнице вверх на второй уровень. Он слышал, что Кварк пробормотал что-то Морну за его спиной, но не разобрал слов, да и вообще его это не особо интересовало. Накопитель был полон тайн и, казалось, жег его пальцы, — возможно, последний вызов Гарака. У двери голокомнаты Башир немедля вставил накопитель в свободный слот и шагнул внутрь в тот же миг, как тихая трель известила, что программа загрузилась.
Горячий бриз ударил его лицо, и дверь позади с шипением закрылась. Он стоял на маленькой прогалине в древнем лесу, и его окружали высокие деревья какой-то разновидности хвойных, наполнявшие воздух мускусно-терпким ароматом. Яркий солнечный свет просачивался вниз через ветви. Вокруг колосились высокие сухие травы до бедра, среди которых виднелись мелкие скопления белоснежных цветов. Когда он осматривался, то краем глаза уловил движение. Повернувшись влево, он едва успел увидеть, как небольшая и гибкая крылатая ящерица, окрашенная в серое с приглушенными тонами драгоценного камня, пробежала до конца длинной ветки и прыгнула в воздух. Создание спланировало перед ним и приземлилось на валун, что стоял у начала тропинки, убегавшей вдаль между деревьев. Ящерица скользнула на верхушку валуна и устроилась там на солнце, блаженно закрыв обсидианово-чёрные глаза и раздув искрящийся синий гребень, чтобы впитать больше тепла.
Восприняв это как намёк, Башир двинулся к тропинке; цветы рассыпали мелкие лепестки по его ногам, раскрасив его черную униформу бледным абстрактным узором. Жара стала удушающей, и он мог чувствовать, что пот струится вниз по его пояснице, но игнорировал дискомфорт, всецело занятый поиском других подсказок, спрятанных в программе. Едва он миновал валун, летающая ящерица прощебетала что-то, не открывая глаз, но когда Башир остановился, создание не двинулось с места; так что он пошел дальше.
Тропинка вилась по голой земле между гладкими стволами, её усыпали опавшие иглы хвои. Они хрустели под ногами и выделяли еще больше аромата, пока Башир спускался по тропе, пристально оглядываясь вокруг, но не замечая никаких признаков других живых существ. Он начал подозревать, где находится — одной только жары уже было достаточно для догадки — и задумался, существовало ли где-то в родном мире Гарака это место в реальности. Но так или иначе, оно обладало своеобразной странной красотой, и царящая вокруг тишина не подавляла, а бодрила, обостряя внимание и восприятие. Башир лишь надеялся, что Гарак не собирался отправить его на долгую экскурсию, учитывая малое время, которое было у него в запасе для знакомства с голопрограммой.
Меньше чем через пять минут он получил ответ на свои надежды — звук журчащей воды и ощущение, что воздух стал чуть прохладнее. Он спустился по ставшей более крутой тропинке, оставив с одной стороны скалу, а с другой густо растущие деревья, и вышел на другую прогалину, на этот раз расположенную между утесом и родником. Поток из родника сбегал вниз по наклонным скалам к поистине захватывающему дух пейзажу: лес спускался вниз к обширной равнине, море коричневого и темно-зелёного окрашено тенями облаков, плывущих высоко вверху. Эта картина простиралась до самого горизонта, где цепь туманных гор замыкала её от одного края панорамы до другого.
Из-за воды здесь было намного прохладнее, что стало большим облегчением для человеческого организма Башира, не приспособленного к столь высоким температурам. И рядом с родником стоял Гарак, сцепив руки за спиной и рассматривая открывающийся перед ним пейзаж. Когда Башир сошел с тропинки, он обернулся и улыбнулся с явным удовольствием.
— А, доктор! Как я вижу, госпожа Тессар исполнила свои обязательства. Итак, — сказал он весело, — расскажите, как я умер?
Глава 3
«Вы еще не мертвы», почти выговорил Башир, но он знал, что после этих слов компьютерный Гарак просто отошлёт его прочь, пока реальный Гарак действительно не умрёт. Так что вместо этого он принялся изворачиваться.
— В вас выстрелили отравленным дротиком, содержащим раствор кетамизина.
Изображение Гарака, одетого в аккуратную черную одежду, которая закрывала его тело почти до подбородка, выглядело удивлённым и обрадованным.
— Нимидианский наёмный убийца?
Когда Башир кивнул, его улыбка стала ещё шире.
— Что ж, приятно знать, что тот, кто меня заказал, позаботился нанять самых лучших.
Он снова повернулся к простиравшемуся перед ними пейзажу и сделал широкий жест.
— Как вам вид?
— Очень впечатляет. — Он придвинулся поближе, чтобы встать рядом с псевдо-Гараком, и несколько мгновений они оба смотрели вниз на русло потока. — Это реальное место на Кардассии Прайм?
Псевдо-Гарак кивнул.
— Заповедник в провинции Марсатак, один из очень немногих неиспорченных естественных пейзажей на планете, к сожалению. — Он вздохнул немного задумчиво. — Мне приятно думать, что мои последние минуты, если можно так выразиться, будут проведены здесь с вами. Хотя я ценю кардассианскую станционную архитектуру, пять беспрерывных лет истощили мой восторг.
Он поглядел на Башира искоса, а затем полностью повернулся к нему.
— Я рад, что вы здесь, доктор. Есть кое-что, о чём вы должны знать.
Башир не мог не улыбнуться в ответ, и, в свою очередь, повернулся лицом к псевдо-Гараку.
— Я хорошо изучил, каково выуживать из вас правду. Я выслушаю, но не ждите, что я чему-нибудь поверю.
Изображение кардассианца слегка наклонило голову, принимая сказанное.
— Если я был убит с помощью яда, значит, моя лавка осталась цела?
— Насколько мне известно, да.
— Тогда вы найдёте опись имущества на падде весьма полезной. Мои комнаты обставлены по-спартански, так что если вы решите очистить их сами, это не займёт у вас много времени. — Он сделал паузу. — Всё их содержимое ваше, поступайте с ним как вам угодно, но я предложил бы вам сохранить маленькую хебитианскую скульптуру Солнечного Духа, которую вы найдете на третьей полке витрины. Помимо того, что она довольно ценная, я всегда дорожил ею, как напоминанием о ранних днях моей карьеры, когда я её приобрел. Мысль о том, что когда-нибудь она станет вашей, также доставляла мне немалое удовольствие.
Горло Башира внезапно сжалось.
— Я... Я позабочусь о ней. Обещаю.
— Ну, ну, доктор! — в тоне псевдо-Гарака был мягкий упрёк. Он шагнул ближе и коснулся лица Башира, нежно прижав ладонь к щеке человека. — Я бы не поверил, что офицер Звёздного флота может плакать. Пожалуйста, не разочаровывайте меня.
Башир поймал себя на том, что тянется навстречу прикосновению, пусть оно и было всего лишь иллюзией.
— А чего вы ждали? — Он закрыл глаза и почувствовал, как слёзы обожгли его веки при мысли о том, что случится, если он не разгадает химический паззл, поджидающий его в медотсеке. — Неужели я буду жить спокойно, как будто ничего не произошло?
— Но ведь и в самом деле ничего не произошло, — мягко уверил его псевдо-Гарак. — Свой конец встретил изгнанник, тот, кто давно прекратил существование в любом значимом смысле. Ничего стоящего упоминания, и уж точно ничего, о чем стоило бы скорбеть.
— Вы много значите для меня. — Башир протянул руку и накрыл ладонь псевдо-Гарака своей. Открыв глаза, он встретил взгляд одновременно ласковый и холодный. — Всегда значили. И я не позволю вам уйти так просто!
— О, мой дорогой доктор, — пробормотал псевдо-Гарак со своей фирменной улыбкой, которая без слов говорила вам, какой вы дурак. — Уже слишком поздно, и вы это знаете. Однако, — и он придвинулся еще ближе, — у меня есть еще один подарок для вас, хотя я сомневаюсь, что он понравится вам так же, как статуэтка Солнечного Духа. Конечно, он куда менее ценен, но, может, вы оцените его хотя бы как диковинку.
Он пристально вглядывался в лицо Башира, как будто стараясь запомнить его навсегда. А затем потянулся к нему (и немного вверх) и поцеловал. Башир замер, как изваяние. Поцелуй был неспешным и долгим, и когда он закончился, Башир уставился на псевдо-Гарака в немом изумлении, широко раскрыв глаза.
Голограмма криво улыбнулась.
— Я так понимаю, что не делал ничего подобного, покуда был жив.
— Гарак... — Башир был потрясен до основания, но ему не было неприятно. Осознание этого факта потрясло его второй раз. — Вы...
— Тс-с, мой дорогой. Просто послушайте. — Он положил руки на плечи Башира и снова придвинулся ближе, тихо говоря:
— Ваше присутствие невыразимо скрасило мою жизнь. Вы сделали жалкую участь изгнанника переносимой, и я никогда не смогу достаточно отблагодарить вас за это. Я жалею, что не смогу обучить вас множеству вещей — но будьте уверены, что я всегда мечтал об этом, с того самого момента, как увидел вас в первый раз за столиком в «Реплимате» с одной из ваших бесчисленных чашек таркалианского чая. — Его руки на миг сжались, даря поддержку и утешение. — Одной вашей дружбы было уже достаточно.
Башир открыл рот, но его тут же снова накрыли прохладные серые губы. Его веки опустились сами собой, и он обнаружил, что весь дрожит от напряжения, от голода и зноя, который не имел никакого отношения к температуре воздуха вокруг них. Он обхватил крепкое тело кардассианца и притянул его ближе, отвечая на поцелуй, хотя это была лишь иллюзия, неодушевлённая последовательность частиц света и энергии, лишь отражение другой воли...
— Прощай, — прошептал псевдо-Гарак, и виртуальный мир исчез, оставив Башира в одиночестве. Его глаза распахнулись, перед ним был пустой голоэкран.
— Компьютер! Запустить последнюю программу повторно.
— Выполнение невозможно.
— Невозможно... почему невозможно?
— Программа Гарак 3275 была удалена.
Ошеломленный, Башир замер на месте на несколько секунд. Затем он выскочил из голокомнаты, на ходу выдернул бесполезный накопитель из гнезда, и направился прямиком в медотсек.
Глава 4
Когда с накопителем, зажатым в кулаке, он спускался вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки, Кварк снова посмотрел на него, но одного взгляда на лицо Башира хватило, чтоб вопрос, который вертелся на языке у ференги, тут же был проглочен. Кварк всё еще смотрел вслед Баширу, когда тот почти бегом покинул «Реплимат». Башир знал, что привлекает внимание других посетителей, но ему было не до того: его голова была занята другим; его захлёстывали волны изумления, недоверия и стремительно нараставшего гнева.
«Как ты мог...»
Его мысли обрывались, снова и снова возвращаясь к словам псевдо-Гарака, к выражению лица и к прощальным поцелуям. «Я не... если ты... ты не можешь так!..» Но Гарак мог, и сделал, и если только Башир не сотворит чудо, то ему останется лишь слушать, как кардассианец испустит свой последний вздох. При этой мысли Башир ощутил себя так, будто разваливается на части. Он знал, как справляться с болезнью и травмой и смертью, но это... Ни один врач не готовился к такому. Даже парализованный и лишённый дара речи, Гарак смог пробить броню его профессионализма и нанести удар в самую сердцевину его эмоций. Можно было бы восхититься, если б результат не был столь удручающим.
Обратный путь в медотсек сквозь помехи в виде пешеходов (в том числе и Одо, который едва успел отодвинуться в сторону; его голубые глаза подозрительно сощурились, когда Башир пролетел мимо констебля, даже не взглянув на него) был прерван его собственным отражением в стеклянных дверях, прежде чем они раздвинулись перед ним. Башир напомнил сам себе арабского дракона: пылающие глаза и скулы, пламенеющие от ярости.
Адреналин обострил все его чувства. Звук упавшего на пульт бесполезного теперь накопителя, когда Башир бросил его не глядя. Пульсация крови в его венах. Тень на спокойном лице Гарака. Запах волос и кожи кардассианца, когда Башир подошел к биокапсуле и склонился над нею, глядя в глаза, которые могли никогда больше не открыться, которые, может быть, никогда уже не будут искриться или вспыхивать или греть, отражая различные оттенки настроения Гарака...и Башир прошипел так тихо, чтоб сестра Джабара в соседней комнате не могла его расслышать:
— Ты, ублюдок, — ему пришлось сжать край кровати, чтобы сдержать дрожь в руках, — ты не мог хоть слово сказать мне, пока...- «пока был жив», мелькнуло в его сознании, но он яростно отбросил эту мысль, — пока ты был в состоянии обсудить это со мной?
Он беспомощно покачал головой и почти засмеялся.
— Поверить не могу. Ты же ни на минуту не затыкался, а теперь, когда это действительно важно...
Гарак не прореагировал. Он умирал. И Баширу не дано было узнать, что именно испытывал в эту минуту его пойманный в ловушку разум.
Он наклонился ближе, вглядываясь в спокойное, лишённое эмоций лицо.
— Когда ты очнёшься, мы многое с тобой обсудим. В том числе и то, чему ты хотел меня научить, — он потянулся вниз и взял прохладную руку Гарака в свои. И вспомнил эту же самую биокровать два месяца назад и тот же самый жест. Может, тогда это значило то же, что и сейчас — просто он ничего не замечал? — И не только обсудим, можешь быть уверен.
С колотящимся сердцем и всё ещё пылающими щеками он отпустил руку Гарака и отвернулся. И обнаружил Одо, который стоял в дверях и насторожённо наблюдал за ним.
— Доктор, — сказал Одо аккуратно, почти без вопросительной интонации.
Башир выпрямился, расправив плечи, и твёрдо встретил пристальный взгляд.
— Да, констебль?
— Я...
Башир наполовину ожидал, что Одо скажет «не мог не услышать вас сейчас», но вместо этого тот продолжил:
—... узнал у вашей медсестры, что вы отправились к Кварку.
— Да, это так. — Ему не хотелось вести долгие разговоры ни с кем, кроме того, кто сейчас не мог ему ответить.
— Насколько я знаю, Н`ноэль Тессар по указанию Гарака передала вам в собственность некую коробку.
Башир поднял бровь и второй раз за день заметил:
— Новости быстро распространяются.
Одо приподнял подбородок, но его взгляд был почти извиняющимся:
— Эти два события связаны?
— В смысле?
— Что было в коробке, доктор?
Башир не отвёл взгляда:
— Это относится к вашему расследованию?
— В данный момент нет, — признал Одо, — но в ближайшее время — возможно. И в этом случае...
— В этом случае, — ответил Башир, сверкнув глазами, — вы можете спросить меня снова. До тех пор содержимое коробки — только наше с Гараком дело.
Помедлив, Одо кивнул:
— По крайней мере, скажите мне, что было на накопителе, который вы брали с собой в голокомнаты Кварка?
Башир махнул рукой в сторону брошенной на пульте трубки с багряной жидкостью, над которой на экране вращалось изображение кетамизиновой молекулы в постоянно меняющихся конфигурациях.
— Сами убедитесь — там ничего нет.
Уже нет, во всяком случае. Сегодняшний день был днём умолчаний, полуправды и целых вселенных скрытого смысла.
Одо кивнул снова и подошёл к пульту, чтоб забрать накопитель.
— Спасибо, доктор. Я вернусь, если у меня появятся новые вопросы.
— Я был бы признателен, если бы вы не беспокоили меня без крайней необходимости. У меня осталось меньше семи часов, чтобы найти противоядие, и каждая минута будет на счету.
Одо смерил его долгим взглядом, как будто читая в нескольких измерениях, кивнул и вышел. Башир посмотрел ему вслед, на миг обеспокоенный этим оценивающим взглядом, затем встряхнулся и выбросил из головы: отвлекаться было некогда. У него будет время поразмыслить позже, когда станет ясно, будет ли он жить в мире, где есть Гарак, или без него.
Он подошел к пульту и сел:
— Компьютер, перечислить и подытожить все проведённые до настоящего момента тесты.
Вращение изображения кетамизиновой молекулы замерло.
— Завершен тест номер триста тридцать пять. Антидот не обнаружен.
Башир откинулся на спинку стула и смерил взглядом микроскопического врага, который внёс в его жизнь весь этот хаос и потрясение. Всего лишь химическое соединение, не имеющее собственных мотивов, желаний или цели, но в этот момент он ненавидел его так яростно, как будто это было живое существо, сознательно уничтожающее его друга.
— Прекратить текущую последовательность тестов, — сказал он. И логика, и интуиция говорили ему, что поиск в этом направлении не имел смысла. Пришло время действовать более рискованно.
— Добавить нейропептидную цепочку B-13 к второй слабой связи и нейропептидную цепочку K-2 к нейтрализованному углеродному соединению номер пять образца и применить.
Компьютер просигналил.
— Токсин не повреждён.
Башир с трудом подавил желание уронить голову на руки и застонать от отчаяния. Чистый подсчёт вероятностей говорил, что поиск был безнадежен: он искал иголку не в стоге сена, а в целом поле. Башир подумал о безлюдной и прекрасной равнине в голопрограмме Гарака, и этот образ укрепил его в намерении когда-нибудь увидеть это место снова — хотя бы мысленно, слушая, как Гарак описывает свои сны.
— Компьютер, — он сознательно не смотрел в сторону биокровати, — общий прогноз для пациента.
— Необратимые повреждения жизненно важных органов произойдут через семь часов две минуты.
Башир отбросил сомнения и направил всю мощь своего усовершенствованного разума на решение задачи, наперегонки с неумолимо убегающим временем.
Глава 5
Кетамизин.
Башир сомневался, что когда-нибудь сможет не вздрагивать от отвращения при этом слове. Через два часа очередного этапа поиска он пришёл к твёрдому, хоть и фантастическому, убеждению, что перед ним был дьявольски хитрый противник, а эту конкретную версию сварили не иначе как в адской кухне.
Против него ничего не срабатывало. Башир ходил вверх и вниз по сложной структуре кетамизиновой молекулы, присоединяя нейропептидные цепочки подобно чародею, пишущему защитное заклинание с помощью химических формул, но ни одна из них не могла ослабить ядовитую хватку. Он поймал себя на том, что каждые пятнадцать минут проверяет жизненные показатели Гарака. Это было бессмысленно и мучительно, но он ничего не мог с собой поделать, хотя знал, что на внезапное улучшение состояние кардассианца не было никакой надежды. По крайней мере, у него будет чёткая картина симптомов, когда...
Нет!
Он не мог позволить себе думать о возможной неудаче. У него было слишком много вопросов, ответы на которые имелись только у этого шпиона, даже если для них и не требовались слова. Об этом он также попытался не думать. Не отвлекаться! У него была молекула кетамизина, три миллиона двести восемьдесят семь тысяч семьсот восемьдесят одна возможная молекулярная комбинация и трагически ограниченное количество времени.
Смена сестры Джабара закончилась, началась смена сестры Тейлор и доктора Неаны, а Башир не сдвинулся со своего места за пультом, скупо кивнув молоденькой девушке-энсину, когда она принесла ему чашку таркалианского чая.
— Вам принести что-нибудь поесть, доктор?
— Нет, — он не испытывал ни малейшего желания, но улыбнулся, чтобы поблагодарить за заботу. — Спасибо.
Она улыбнулась в ответ; сквозь деловые манеры проглядывало обожание: она была на станции только три с половиной недели, и Башир с самого начала знал, что она пала жертвой его очарования. Обычно это знание доставляло ему толику удовольствия, хотя Башир никогда не собирался что-нибудь предпринимать в её отношении. Теперь это лишь напомнило ему, что привлекает он кого-то или нет — от него не зависит, и он вернулся к своей задаче с мрачной решимостью.
Если Гарак выберется из этой передряги живым, Башир подождёт, пока тот полностью поправится, а затем отправит назад в медотсек с переломом носа. Перспектива врезать ублюдку казалась чрезвычайно заманчивой... почти такой же, как перспектива зацеловать его до потери дара речи, невзирая на любые протесты. Он склонялся то к одной, то к другой, в зависимости от соотношения надежды и отчаяния в этот конкретный момент.
Не отвлекаться?
Невозможно.
*** Через четыре часа сорок две минуты после возвращения Башира от Кварка компьютер издал несколько тревожных коротких звуков.
— Предупреждение. Лимфатическая система пациента дестабилизирована.
— Что? — Башир, который грел руки об очередную кружку чая (несмотря на то, что она давно остыла), выпрямился на стуле и отставил недопитый чай в сторону. Его взгляд метнулся к неподвижному телу Гарака. — Анализ!
— Накопление нейротоксина в миелиновой оболочке пациента подавляет работу лимфатической системы.
— Проклятье! — он вскочил со стула и бросился к кровати, уже протягивая руку к инжектору: — Компьютер, приготовить 30 миллилитров сульфида гидрокортизола и 10 миллилитров парацетамола.
Мелодичный сигнал известил, что нужные лекарства были синтезированы и инжектор заправлен. Башир прижал его к шее Гарака сбоку, не сводя глаз с показателей, мелькающих на портативной консоли справа. Из истории с имплантатом он знал, что лимфатическая система кардассианца была довольно уязвима для метаболического инсульта — и надеялся, что до этого не дойдёт, хотя риск существовал. Но если ему не удастся привести биохимию нервной системы Гарака в норму, смерть может наступить уже в течение часа.
— Давай, — пробормотал он еле слышно, глядя на линии графика, достигшие опасной красной зоны. — Держись, Гарак, не смей сдаваться.
Через восемь секунд показатели вернулись к значениям, нормальным для этой стадии отравления кетамизином, и Башир смог дышать снова. Томография показывала, что Гарак был всё ещё в сознании, и Башир вернул инжектор на место и снова положил руку на плечо кардассианца.
— Всё в порядке, — сказал он, — лекарство подействовало. Твое состояние по-прежнему под контролем.
«Контроль — относительное понятие, доктор». На миг Башир подумал о телепатии, настолько реальным казался голос в его голове.
Он улыбнулся и ответил вслух:
— Я знаю, что понятие относительно, но сейчас я рад и этому.
Башир провёл рукой по плечу вверх до шейного гребня и аккуратно коснулся прохладной плотной чешуи, надеясь, что прикосновение даст его другу хоть какую-то поддержку.
— Попытайся немного поспать. Я буду здесь. И никуда не уйду.
Он вернулся за пульт, поставив таймер на введение пациенту дозы сульфида гидрокортизола с парацетамолом каждые полчаса.
Однако томография показывала, что Гарак всё ещё бодрствовал и сохранял сознание. Возможно, не хотел терять ни единого момента жизни, что ему осталась, или боялся, что, уснув, может не проснуться.
Башир не собирался признаваться в собственных страхах на этот счёт.
*** Он пил ещё больше чая. Делал инъекции каждые полчаса. Расхаживал туда-сюда, предлагая всё более сложные комбинации, подсказанные ему знаниями и интуицией. Пытался не думать ни о чём кроме этого.
— Компьютер, обновить прогноз.
— Необратимые повреждения жизненно важных органов произойдут через два часа двенадцать...
— Ясно!
«Тс-с, мой дорогой. Просто послушайте...»
Было поздно. За дверями медотсека почти опустел Променад. Доктор Неана и сестра Тейлор не отвлекали его, и он расхаживал вокруг биокровати, отдавая приказы в битве, что шла не на жизнь, а на смерть, и не заботясь, как он выглядел со стороны или что могли подумать его коллеги.
Одо не приходил. Башир был за это благодарен. У него не было свободного времени.
«Я жалею, что не смогу обучить вас множеству вещей — но будьте уверены, я всегда мечтал об этом...»
— Будь ты проклят, Гарак! — мягко проговорил Башир, не глядя на парализованного кардассианца, когда проходил мимо изголовья его смертного ложа. — Ты и твои тайны! Ты и твоё упрямство! Будь проклят ты и твоя...
«Одной вашей дружбы было уже достаточно».
Башир на мгновение с силой зажмурился, ощутив боль и не ощутив никакого удивления.
Будь проклят ты и твоя ложь.
*** Один час.
Томография показала, что мозг Гарака в конце концов стал испытывать гипоксию. Без сомнения, в его мёртвом молчании начались галлюцинации. Активность его амигдалы резко возросла, а это значило — что бы он не переживал сейчас, оно опиралось на его воспоминания и эмоции.
Башир перешёл к более широкому кругу факторов. Может, присоединение энзимов поможет? Пока что нет, но из его скудного поля возможностей эта была самая статистически вероятная. Он называл новые комбинации быстро и монотонно. Голос охрип. Чай больше не помогал горлу.
Гарак о чём-то мечтал. О Кардассии? Будет ли последней картиной, которую он увидит, вид древнего леса и далёкой равнины, по которой бегут тени облаков?
«Буду ли я его последней мыслью?»
На мгновение его голос прервался, но затем зазвучал с силой, которой не было в нём никогда прежде.
*** Сорок три минуты.
— Доктор Башир?
Сестра Тейлор стояла в дверном проеме, держа в руках поднос с едой, её зелёные глаза смотрели вопросительно.
Он отрицательно покачал головой. Она ушла, бросив ему взгляд, полный молчаливого сочувствия.
Неужели всё настолько очевидно, подумал Башир, но отбросил эту мысль. Если он потерпит неудачу, ему будет всё равно, кто видел его реакцию. К чему волноваться об этом теперь?
*** Двадцать две минуты. Он тяжело опустился на стул, уставившись на изображение врага, маячащее перед ним.
— Компьютер.
Он потёр лицо, пытаясь игнорировать мучительное жжение в глазах. Усталость и паника — плохое сочетание.
— Добавить нейропептидную цепочку R-37 и реверсированную нейропептидную цепочку Q-27 к промежутку 12 под углом в тридцать градусов с одновременным применением глиоксалазы II к образцу.
Это был чистой воды выстрел наугад. Промежуток 12 не являлся точкой реакции ни в одном исследованном кетамизиновом соединении, и глиоксалаза I была бесполезна во всех предыдущих тестах. Но возможности истощались, а время истекало. Гараку оставалось менее получаса, после чего спасти его будет уже невозможно.
— Выполнить тест номер шестьсот тридцать восемь.
Несколько секунд тишины, затем мелодичная трель. Изображение молекулы прекратило вращаться, и линия вокруг неё стала зеленой.
— Токсин нейтрализован.
Какое-то мгновение Башир не осознавал значения слов. Затем резко вскинул голову и выпрямился на стуле, подавшись вперёд. Он едва осмеливался поверить.
— Запустить тест повторно.
Ещё одна, более короткая пауза. Ещё одна трель.
— Подтверждено. Токсин нейтрализован.
Не обращая внимания на то, как заколотилось сердце в его груди, Башир вскочил и бросился к биокровати. Жизнь или смерть — он знал, что исход, каким бы он ни был, не придёт легко.
— Компьютер, подготовить эффективную дозу антитоксина для пациента Элима Гарака, рассчитанную для текущей нейрональной пластичности и массы тела.
Прозвучал сигнал.
— Антитоксин готов.
Он вытянул инжектор из стойки, ввёл антидот и машинально вернул прибор на место, не сводя глаз с лица Гарака. Казалось, что наступившая тишина дрожала от напряжения, пока его взгляд метался между портативной консолью и датчиками, прикреплёнными ко лбу Гарака, ожидая знака, что пациент вернулся от порога смерти. Он мог и не вернуться. Он был немолод, и время почти истекло. Но Башир знал по своему недавнему опыту, как крут был этот старый змей, и снова взял его прохладную серую руку, чтоб удержать, вытащить изо тьмы.
— Давай, Гарак.
Прежде это был приказ. Теперь — мольба.
— Я знаю, что ты меня слышишь. Я не позволю тебе уйти, так что даже не думай о том, чтобы умереть сейчас. Так просто ты не отделаешься.
Линии на графиках побежали вниз, и он сжал пальцы сильнее.
— Не смей! — выпалил Башир с такой яростью, что больное горло засаднило: — Не смей оставлять меня сейчас! Если ты это сделаешь, клянусь, я последую за тобой в загробную жизнь только для того...
Рука под его пальцами шевельнулась. В ответ или умирая? Он снова стиснул пальцы, накрыл руку Гарака другой ладонью и продолжил следить за изменяющимися показателями. Он не смел дать пациенту другое лекарство: это могло отправить метаболизм Гарака в штопор. Он мог только наблюдать. Напрасно пытался Башир вернуть себе тщательно воспитанное умение отстраниться от пациента — оно его покинуло.
Три минуты и шестнадцать секунд после введения антидота длились целую вечность, но наконец глубокий вдох резко, как удар ножа, прервал поверхностное дыхание Гарака, и его тело охватила сильнейшая дрожь, а выразительно лицо исказила гримаса. Глядя на датчики, Башир почувствовал, как на него волной накатывает облегчение, когда линии успокоились и поползли в правильном направлении.
Он почти опоздал, но всё-таки остановил врага. Кетамизин был побежден. Несмотря ни на что, Башир победил.
Теперь ему нужно было ужиться с последствиями.
Он наблюдал за состоянием Гарака, пока датчики мозговой активности не показали, что разум кардассианца ясен (насколько это было возможно в подобных обстоятельствах), а затем произнёс спокойно, но твердо:
— Дыши, Гарак. Просто дыши. Твои показатели жизнедеятельности и нейрональной проводимости стабильно улучшались в течение последних восьми минут. Кетамизиновое соединение распадается. Ты поправишься.
— Док... тор...
Способность разговаривать еще не должна была к нему вернуться. Башир ещё больше проникся выносливостью своего пациента.
— Не пытайся говорить, — чтобы подчеркнуть, что это приказ, он сжал руку кардассианца в ладонях, — у тебя пока недостаточно сил. Для этого ещё будет время. А сейчас я хочу, чтобы ты отдыхал, и через несколько часов мы попробуем тебя покормить.
В ответ он не услышал ничего, кроме затруднённого дыхания. Башир отпустил руку и отвернулся в сторону, но пальцы Гарака тут же обхватили его запястье, по-змеиному стремительно, несмотря на бьющую его дрожь. Башир развернулся и мягко убрал его руку со своей, опустив на кровать вдоль тела кардассианца.
— Я никуда не ухожу. Я буду рядом. Мне нужно следить за твоим состоянием.
— А я думал... — его глаза были все еще закрыты, а голос звучал, как слабое карканье. Он был даже хуже, чем голос Башира, — ...что поправлюсь...
— О, ты поправишься. Но тебе понадобится медицинская помощь, чтобы выздоровление шло успешнее.
Он мягко сжал прохладные серые пальцы.
— Спи. Я обещаю, что позабочусь о тебе.
Гарак снова боролся, пытаясь сказать что-то ещё. Башир улыбнулся его упрямству и, наклонившись, утихомирил поцелуем в губы. В реальности это было куда лучше, чем в голопрограмме, больше возбуждало и сильнее щемило сердце.
— Теперь, — сказал он строго, выпрямившись во весь рост, — это тебя успокоит на некоторое время? Или я должен поцеловать тебя ещё раз?
Глаза Гарака открылись, и он смотрел на своего друга-человека с таким явным изумлением, что Башир, несмотря на страшную усталость, не мог не улыбнуться. Если он сможет регулярно вызывать у Гарака эту реакцию, бить его по носу будет даже не обязательно.
— Спи, — посоветовал он и вернулся на своё место за пультом. На сей раз стул показался ему очень удобным; он давал опору его усталой спине и навевал дремоту, но Башира ещё ждал ненаписанный отчёт и несколько часов дежурства у кровати пациента. Он никому не собирался доверять уход за Гараком — не сейчас, когда каждая секунда рядом с кардассианцем была отвоёвана у смерти. Никогда за всю свою карьеру он не испытывал такой радости от того, что пациент выжил... или такого ужаса от того, что мог его потерять.
Он посмотрел на биокровать, где тот лежал с закрытыми глазами, непривычно послушный.
Гарак был опасным созданием. Он был шпионом и убийцей. Он постоянно лгал. Одному Богу известно, какие злодеяния скрывались в его прошлом. Башир был уверен, что никогда не узнает этого, по крайней мере, не от самого Гарака.
Но также он был отличным портным, а ещё наставником и другом, который оставил всё, чем владел, единственному человеку, которому доверял. Даже, может быть, своё сердце. Когда-нибудь Баширу стоит отблагодарить Н`ноэль Тессар за то, что она преждевременно доставила ему коробку (хотя Гарак, вероятно, сочтёт это грубым нарушением его завещания). Как адвокат она, конечно, заявит, что это вопрос интерпретации. Башир улыбнулся, представив себе горячую дискуссию между бекаранкой и кардассианцем, когда они снова встретятся. Он должен уговорить Гарака остаться её клиентом: в конце концов, они были ей немалым обязаны.
Башир откинулся на стуле поглубже, чтобы, не вставая, позвать в сторону административного отсека:
— Сестра Тейлор, пожалуйста, принесите мне еще чая и тарелку хасперата!
И переключился своё внимание на новые задачи. Теперь Башир не смотрел на экран над головой, на котором сменяли друг друга минуты и секунды. Он в этом не нуждался.
Он чувствовал, что теперь у него сколько угодно времени.
Это меня занесло неведомо каким ветром в Стар Трек, и я там !внезапно! нашла себе ОТП и даже кое-чего перевела для очень клевой команды. Вот мои честно заслуженные ачивки
О питерском грандмакете «Россия» не написал только ленивый. И фоток накопилось множество. Поэтому, чтобы не слишком повторяться, расскажу об интересных «фишках», замеченных во время второго, более подробного разглядывания.
Вполне себе сатирическая сценка «Субботник». Как и на одной известной в сети фотографии, здесь работает только один человек, а остальные организуют, направляют и руководят. читать дальше Единственная на весь макет пробка - в Питере
Вообще макет преподносится как некая среднестатистическая Россия, но некоторые места воссозданы со скрупулезной точностью. Вход в «Кропоткинскую» со стороны Гоголевского бульвара, думаю, узнают все, кто там хотя бы раз был.
Очень много сценок на пляже в Сочи. Рассматривать можно практически бесконечно. Например, классическая фотография с обезьянкой.
А тут девушка догоняет нахального мальчика, который спер у нее верхнюю часть купальника. При этом она, понятное дело, топлесс.
Студентка, комсомолка, спортсменка, красавица. Герои «Кавказской пленницы» на серпантине.
Врачей на макете много. Есть даже ветеринары.
Тут всё классика: и остановка около ж/д путей, и автобус, и синий туалет М|Ж.
А эту сценку неоднократно приходилось наблюдать своими глазами. В дельте Волги рыбнадзор застукал браконьеров.
Классическая районная поликлиника с цифрами 1968 на фронтоне - годом постройки.
Жители макета протестуют против жестокого обращения с ними со стороны посетителей. Попытки отломить фигурку на память, к сожалению, не редки. А неуправляемые дети, хватающие машинки и прочий неприклеенный инвентарь, попадались несколько раз в оба моих посещения.
Попытка побега. Не совсем удачная, судя по ждущему в строении ОМОНу.
Армейские будни. Солдаты при помощи молотка и какой-то матери пытаются открыть спижженный ящик на крыше штаба.
Еще одна до боли знакомая сценка. Подпирали шпалами, да.
Сцены выселения мужей из дома встречаются почему-то только в Питере Кстати, обратите внимания - занавески в разных квартирах разные! И так во всех жилых домах.
Ну и, конечно же, самая красивая анимированная сценка, собирающая больше всего зрителей - тушение лесного пожара. По вызову пожарные машины выезжают из пожарной части, с сиренами и мигалками мчатся по дорогам, встают на свои места и начинается тушение.
Внезапно. Изнакурнож на ж/д переезде.
А вот в Якутии очередных мамонтов откопали.
А вот достаточно продвинутая ЦРБ с отдельным приемником.
И еще медики, провинциальный роддом. На крыше слева - роддомовский курьер не в фокусе
И еще медики, тут уже совсем коллеги.
Круги на полях. Сразу вспоминаются последние новости по Казахстан.
Ну и традиционный крик души авторов макета Хотя, как показывает практика, это не уберегает взрослых от попыток сфотографировать мелкие детали на смартфон, нависнув всей тушей над хрупкими строениями, а детей - от попыток утащить с макета «игрушки».
Название: Исчезновение Шерлока Холмса Автор:Оруга Бета:х_любимая_х Версия АКД Размер: мини, 5243 слова Пейринг/Персонажи: Джон Уотсон, Шерлок Холмс, Мэри Уотсон, Майкрофт Холмс, Лестрейд, миссис Хадсон, оригинальные персонажи Категория: джен Жанр: драма, кейс Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Или Шерлока Холмса больше не было в Лондоне, или он не хотел быть найденным. Дисклеймер: Данная информация принадлежит правообладателям. Но кто сказал, что мы ею не воспользуемся? Примечание/Предупреждения: Работа выполнена командой "Опасная бритва" для Большой Игры-5. Тема задания: Перевод или фик. Детектив/кейc. Викториана Размещение: После деанона
В один промозглый ноябрьский день я просматривал «Таймс» перед камином в нашем доме в Паддингтоне, когда моё внимание привлекла заметка о том, что барон С. признан виновным в умышленном убийстве своего пасынка. Поражённый, я охнул и выронил газету.
— Что случилось, Джон? — спросила моя жена.
— Здесь говорится, что следствие и суд длились шесть месяцев, но этого не может быть! Я же был с Холмсом, когда он раскрыл это запутанное дело, и это произошло совсем недавно…
— В мае, дорогой. Я помню, потому что тогда как раз навещала миссис Форрестер на ее именины.
— В мае?! Невероятно. Неужели я не видел Холмса уже полгода?
Мэри, мгновенно почувствовав в моём голосе угрызения совести, напомнила мне, что летом мне пришлось сражаться со вспышкой холеры, а потом участвовать в одной неприятной тяжбе с одним из кредиторов моего покойного брата.
— Но вы обменивались письмами, — добавила она.
И правда, то были нелёгкие полгода, раз письма совсем вылетели у меня из головы!
Я поднялся в кабинет и принялся рыться в ящике, где хранил свою корреспонденцию. И действительно, там обнаружились два послания — или скорее, коротеньких записки, — набросанные твердым и летящим почерком моего друга. Первым делом я взглянул на даты: середина июня и начало июля. Содержание посланий было обычное: Холмс приглашал меня присоединиться к нему в «одном любопытном деле». Оба раза я с сожалением отказался.
Получается, я не имел никаких известий от Холмса уже больше четырёх месяцев.
Когда я спустился вниз, моя жена уже держала для меня наготове теплый плащ и зонт.
Каждый раз, стучась в двери дома 221, я не мог удержаться от ностальгического вздоха. Моя семейная жизнь была вполне счастливой, но в ней недоставало приключений, опасностей, таинственных загадок и восхищавших меня гениальных озарений Холмса, от которых я получал столько радости в прошлом. Мне также не хватало легкости повседневного дружеского общения с ним, его саркастического сухого юмора, его маниакальной энергии и драматической лени, его очарования, даже возмутительной манеры выводить меня из себя единственно ради собственного развлечения.
Слава богу, через несколько минут я увижу этого удивительного человека во плоти!
Но когда дверь открылась, меня ждало настоящее потрясение.
— Как так «съехал»? — переспросил я в полной растерянности, обменявшись парой фраз с открывшей мне дверь миссис Хадсон. — Когда? Почему?! Это… это попросту невозможно!
— Вас так долго не было, доктор, — сказала почтенная леди с кротким упрёком.
— Да, но… он даже не написал мне!.. — я никак не мог опомниться. — Куда он перебрался, миссис Хадсон?
— Мистер Холмс не оставил мне нового адреса, а письма просил пересылать его брату на Пэлл-Мэлл.
— Значит, я заеду к Майкрофту Холмсу и узнаю у него адрес; но сначала, дорогая миссис Хадсон, расскажите мне, как это случилось!
— После того дела с отравлением, на котором вы помогали мистеру Холмсу, у него минуты свободной не было, — сказала мне миссис Хадсон, разливая чай. — Господи боже мой, кого я только не проводила к нему наверх! Знатная леди под вуалью, генерал, католический священник, одноногий моряк, невеста, сбежавшая из-под венца, индийский раджа, кондуктор с железной дороги — весь июнь у нас тут был настоящий Бедлам. Я очень жалела, что вы нас не навещали, потому что вы знаете, каков бывает мистер Холмс, когда у него важное расследование.
— Да уж, знаю по опыту, — отозвался я, вновь борясь с чувством вины. — Не ест, не спит и много курит, не так ли?
— Именно так, сэр. Но потом всё изменилось. Следующие три недели он вообще ничем не занимался, только лежал на диване да заставлял свою скрипку издавать какие-то адские вопли.
— У него не было дел? — спросил я с тревогой.
— Да он сам приказал мне отправлять всех клиентов прочь прямо с порога. Инспектор Лестрейд из Скотланд-Ярда заходил несколько раз и уговаривал взяться за то и это, но…
— Ох, только не говорите мне… — начал я в тревоге, и миссис Хадсон печально кивнула. — Сафьяновый несессер?
— Сафьяновый несессер.
Мы обменялись понимающими взглядами. В этом несессере Холмс держал шприц для инъекций предпочитаемого им семипроцентного раствора кокаина. Я, как мог, боролся против этой его пагубной привычки и со временем, кажется, стал одерживать победу — Холмс прибегал к семипроцентному раствору всё реже и реже. И вот сейчас весь наш успех был сведён на нет, думал я горько. Возможно, если бы я оказался рядом, то смог бы отвлечь его…
— Потом его хандра уменьшилась, он снова взялся за какое-то дело, стал пропадать из дома и появляться когда ему вздумается, как обычно. Но я думаю, что-то было не так. Уж очень он был грустный и подавленный для сложного и запутанного дела… вы ведь понимаете, доктор?
Я кивнул, прекрасно понимая. Холмс жил ради сложных и запутанных дел, и если даже они не приносили ему радости — что-то было очень, очень неладно.
— А потом он рассорился с инспектором Лестрейдом. Инспектор ушёл от него в большом гневе и прокричал — да, сэр, прокричал, — что мистер Холмс совершенно опустился и погубил свой талант!
— Что?.. — я задохнулся от возмущения. — Да как он смел, после всего, что Холмс сделал для его карьеры, этот...
Чашка в руках миссис Хадсон задрожала, и почтенная леди опустила взгляд.
— Мистер Холмс перебил всю свою лабораторную посуду, — сказала она очень тихо, — и кинул скрипку в камин.
Я буквально потерял дар речи. Отказ от дел, от химических опытов, и даже от его возлюбленного Страдивари?.. Что бы ни случилось с Холмсом в мое отсутствие, это должно быть что-то ужасное, если он так изменился.
— Через три дня после этого мистер Холмс заявил, что немедленно съезжает, забрал с собой только одежду и сказал, что с остальными его вещами я могу поступать как пожелаю, ему всё равно. Я была в полной растерянности, у меня рука не поднималась выбрасывать его книги и бумаги… Слава богу, его старший брат попросил меня сохранить всё как есть — должно быть, надеялся, что он одумается. И вот с тех пор, доктор, я не видела нашего мистера Холмса!
В глазах миссис Хадсон блестели слёзы.
— Я уверен, что всё наладится, — сказал я успокаивающим тоном, похлопав руку доброй леди. — А я сделаю вот что: поеду повидать Майкрофта Холмса и узнаю у него, как найти Шерлока.
Мы простились, я дошёл до угла с Мэрилебон-роуд, где всегда можно было поймать кэб, и отправился к клубу «Диоген», в котором, как мне было известно, обычно проводил время старший Холмс.
Но из головы у меня не шли прощальные слова миссис Хадсон:
— Вы не видели, каким он был перед отъездом, доктор. Меня не удивить хандрой или дурным настроением, но это было совсем другое. Будто вся радость в мире исчезла, вот каким он был.
Я действительно застал Майкрофта Холмса в «Диогене», и он согласился повидаться со мной незамедлительно. Майкрофт выглядел столь же полным и важным, но гораздо более замкнутым и озабоченным, чем при нашей прошлой встрече.
— К моему величайшему сожалению, доктор Уотсон, я не знаю, где сейчас мой брат, — сказал он без предисловий.
— И вы ничуть не тревожитесь и не пытаетесь его найти?
— Я постоянно тревожусь о нём, но сейчас не ищу, потому что полагаю, что причина его отсутствия — скорее… личная.
Я остановился, чувствуя себя так, будто с разбега налетел на стену:
— О чём вы?
Майкрофт замялся. Я уже давно заметил, что ему, как и младшему брату, было крайне трудно говорить о чувствах, когда нельзя было изложить всё сухим официальным языком.
— Я видел Шерлока перед его отъездом. На взгляд постороннего он был таким же, как всегда, разве что исхудал из-за… летней жары, полагаю, — старший Холмс скривил губы. — Но я заметил в нём то, чего раньше не было. Глубокая, тихая, скрытая печаль. В нашей семье не принято делиться своими переживаниями, так что я не знаю, что именно испытал мой брат. Могу сказать лишь одно: это сильно затронуло его душу. Вот отчего я предположил, что его отсутствие связано с личными причинами. Какова бы ни была его… потеря, думаю, он сейчас учится жить без неё.
Я попытался собрать разбегающиеся мысли.
— Он покинул Англию?
— Неизвестно. Билет на его имя не был продан ни на одно судно, но он мог назваться по-другому и изменить внешность.
— Значит, вы не можете мне помочь, — сказал я, поднимаясь.
— Увы, доктор. Если позволите высказать одно соображение...
— Разумеется, буду благодарен.
— Вам не кажется, что если бы Шерлок нуждался в вашей помощи, то уже попросил бы о ней?
Я вернулся домой, полный сомнений и растерянности. Что случилось с Холмсом в моё отсутствие? Где он? Что с ним? А если Майкрофт прав и его удерживают вдали от Бейкер-стрит личные дела, то обрадуется ли Холмс моим попыткам его найти?
Мэри села рядом, выслушала мои сумбурные речи и взяла мои руки в свои.
— Джон, я думаю, ты должен попытаться. Иначе сам же себе не простишь!
О, моя жена хорошо знала меня!
Я вспомнил о том, как здраво и точно она судила о людях, которые нас окружали, и решил спросить, что она думает об этой истории с Холмсом.
— Мне ещё вчера пришло это в голову… но ты бы стал допытываться, откуда я это взяла, а я не смогла бы ответить. Джон, я почему-то думаю, что твой друг влюбился, и влюбился несчастливо.
— О боже, — только и мог сказать я. — Мэри, что за странная, нелепая идея! Шерлок Холмс не может влюбиться, это… это противоречит всем законам мироздания! Идеальный аналитический механизм несовместим с романтическими иллюзиями! Нет, нет, я даже представить такое не в силах!
Следующий визит я решил нанести инспектору Лестрейду. Я помнил, что Холмс съехал из квартиры 221б вскоре после ссоры с полицейским, и надеялся, что тот может знать что-то, проливающее свет на исчезновение моего друга.
При виде меня лицо сыщика омрачилось, но он любезно согласился пройтись и побеседовать. Мы зашагали бок о бок вдоль набережной, радуясь одному из редких для этого времени солнечных дней.
— Очень скверная история, доктор, — сказал Лестрейд, качая головой. — Никогда бы не подумал, что мистер Холмс дойдёт до такого… кто угодно, но не мистер Холмс!
— Что случилось?
— Я бы сказал, сход с рельсов. Крушение. Я думаю, всё это из-за неудачного расследования. Мистер Холмс вёл дело одной молодой леди и потерпел, так сказать, фиаско. У каждого из нас они случались; конечно, все переживают, особенно если в первый раз. И тут уж самое главное — не опустить руки, а упорно тянуть свою лямку дальше. И мы тянем, сэр, мы тянем. Но мистер Холмс — не полицейский, а джентльмен; видимо, ему это показалось тяжелее, чем нам.
Лестрейд, конечно же, заблуждался: Шерлок Холмс и раньше сталкивался с неудачами — хотя это происходило крайне редко — и прекрасно умел не сдаваться. Но я оставил эту мысль при себе.
— А что это за дело с молодой леди?
— Печальная история. Девушка потеряла любимую сестру, причём сама страдала той же болезнью. И похоже, её разум не вынес этого удара. Начались галлюцинации, беспочвенные подозрения, обвинения. К несчастью, мистер Холмс поддался обаянию юной леди и поверил в её болезненные фантазии. Время для лечения было упущено, и в конце концов она умерла.
— Какое несчастье!
— Да, вот оно-то и подкосило Шерлока Холмса. Он сошел с рельсов, как поезд на полном ходу, и с такими же последствиями. Я ведь заходил к нему несколько раз после смерти этой леди, и то, что я видел, мне не нравилось, совсем не нравилось. Вы же знаете, что мы с ним поссорились в мой последний визит?
— Что-то слышал об этом.
— Я пришёл к нему с просьбой помочь расследовать одно дельце, с которым тогда у нас вышло затруднение… временно, конечно. Но вы ведь помните, как мистер Холмс всегда радовался возможности утереть нос Скотланд-Ярду. Ну, я и решил: почему бы не сделать приятное мистеру Холмсу, да заодно не ускорить расследование? Дело было запутанное, какие он всегда любил, такое, вы знаете, с подвывертом…
— И что же?
— Он даже слушать меня не захотел! Сказал, что больше не занимается расследованиями! Что с ними покончено!
В голосе инспектора прозвучало такое беспомощное, детское возмущение, что мои губы невольно дрогнули в улыбке. Но затем я осознал весь смысл его слов.
Шерлок Холмс бросил дело своей жизни!
В течение следующей недели я предпринял всё, что было в моих силах. Я побывал во всех известных мне тайных укрытиях Холмса (одно в доках, другое в эмигрантских трущобах, третье у отставного боксёра Макмёрдо). Я расспрашивал мальчишек с Бейкер-стрит, которые раньше частенько служили Холмсу «глазами и ушами». И наконец, с замирающим от тревоги сердцем я обошёл опиумные притоны, пристально всматриваясь в лица их завсегдатаев.
Всё было напрасно.
Или Шерлока Холмса больше не было в Лондоне, или он не хотел быть найденным.
Я совсем уж было опустил руки, как мне на помощь пришёл счастливый случай, хотя вначале я не счёл его таковым.
С практикой мне помогал молодой врач по фамилии Анстрадер. Он частенько подменял меня, поэтому, когда ему самому пришлось по срочной надобности отправиться в Эдинбург, я пообещал, что присмотрю за его пациентами.
— Их у меня всего ничего, — сказал мне Анстрадер, улыбаясь (его неунывающий характер был одной из причин, по которой мы так хорошо поладили), — и единственный, кто доставит вам некоторые хлопоты, это мистер Эггз с Фиш-стрит.
Вот почему на следующий день я оказался в Тэмпле. Выйдя из дома, где квартировал мистер Эггз, я решил пройтись пешком до Стрэнда и там уж взять кэб — за полгода семейной жизни я немного прибавил в весе и сам себе прописал побольше двигаться.
Я как раз проходил через одну из узких улочек Тэмпла, которую вдобавок перегородил чей-то экипаж, когда на верхнем этаже одного из домов над моей головой распахнулось окно, и до меня донёсся чёткий звучный мужской голос:
— Что вы тут устроили! Едва не спалили весь дом. Я должен выкинуть вас на улицу в чём есть, жалкий пьяница.
А вслед за этим зазвучал другой мужской голос, слабый и дрожащий:
— Нет, нет, умоляю вас! Чилтон, сжальтесь! Я не могу уйти… не могу…
Я застыл на месте. Второй голос был мне прекрасно знаком!
Тем временем джентльмен со звучным важным голосом заговорил снова:
— Только ради моей несчастной Агнес. Только ради её благородной души. Но клянусь небом, Холмс, если вы ещё раз...
Голоса удалились от окна, и моё остолбенение прошло. Я кинулся к дверям и принялся неистово стучать.
Мне открыла рослая веснушчатая служанка.
— Я к мистеру Холмсу, — сказал я.
— Мистер Холмс никого не принимает, — ответила она заученно.
— Я доктор, видишь? — я сунул ей под нос свой лекарский саквояж и скомандовал: — Веди-ка меня к нему, да побыстрее! — Я был готов, если понадобится, прорываться к Холмсу с боем. Но девица дрогнула и впустила меня.
У подножия лестницы стояли, с тревогой глядя наверх и кутаясь в шали, две леди в домашних платьях: одна молодая и очень привлекательная, несмотря на болезненный вид, другая средних лет. Я коротко поклонился и поспешил за служанкой.
Мы поднялись на верхний этаж. Дверь в комнату по левую руку от лестницы была распахнута, оттуда тянуло дымом.
— Сэр, — прокричала служанка, — тут доктор к Холмсу!
— Какой ещё доктор? Мы никого не звали. — Мне навстречу шагнул обладатель хорошо поставленного голоса. Внешность его была под стать — такая же привлекательная и солидная. Глаза под тяжёлыми веками впились в меня, но тон оставался всё таким же ровным. — Здесь какая-то ошибка.
— Никакой ошибки. Позвольте представиться: доктор Уотсон, друг Шерлока Холмса.
Секунду он, видимо, сомневался, как поступить, а потом любезно улыбнулся и протянул руку:
— Артур Чилтон, владелец дома. Конечно же, я наслышан о вас, доктор. Но что вы делаете здесь?
— Был поблизости у одного пациента и решил зайти повидать Холмса, — сказал я. — А тут ещё увидел дым из ваших окон и забеспокоился — кстати, никто не пострадал?
— Ах нет, нет, никто. Случайно уронили спичку на пролитый спирт, пустяки. Хорошенько проветрить, и всё будет в порядке.
— Рад это слышать. Так где мне найти Холмса, мистер Чилтон?
— Боюсь, он не сможет вас принять сегодня. Он… не в том состоянии.
— Мы жили бок о бок несколько лет, так что ваше беспокойство излишне, я повидал его всяким.
На губах у мистера Чилтона уже было новое возражение, но я быстро юркнул мимо него в дверь.
— Холмс, вы здесь? — спросил я громко.
Комната была тесная и мрачная, самого убогого вида, причем убогость эта шла не от бедности, а от запущенности. Несмотря на то, что из открытого окна тянуло резким, освежающим холодом, в квартире всё ещё стоял запах табака, спиртного и опиума — казалось, он въелся даже в стены.
— Уотс… Уотсон, вы?
Только услышав знакомый голос, я заметил Холмса. Он сидел в кресле в дальнем от окна углу, трясясь от холода… нет, не только от холода. Я не мог удержаться от восклицания:
— Господи, Холмс, что с вами?!
Он выглядел совершенно ужасно. Кожа приобрела нездоровый землистый оттенок, скулы обтянулись больше прежнего, и он, казалось, не мог сфокусировать взгляд на чём-либо дольше пары секунд. На нижней челюсти я увидел несколько мелких порезов, свежих и подживающих. Я часто наблюдал такие у своего брата Гарри, когда тот пытался бриться наутро после попойки.
— Уотсон, вы же в Паддингтоне, — сказал мне Холмс, медленно моргая. Речь его за прошедшее время тоже изменилась, потеряв быстроту и чёткость. — Почему вы здесь, когда вы в Паддингтоне?
Я понимал, что объяснять что-либо человеку в таком состоянии, в каком находился Холмс, бессмысленно, но не мог не сказать:
— Потому что я вас разыскивал, мой друг.
— Старина Уотсон, — сказал он, — добрый старый друг…
В окно ворвался порыв холодного ветра, по мостовой застучали копыта и заскрипели колёса.
Внезапно Холмс оживился, и его глаза заблестели:
— Чилтон! Где вы там! Несите виски! Давайте отметим нашу встречу с Уотсоном — несите виски, у вас есть, я знаю!
Невозможно передать, как больно мне было видеть, что лишь надежда на новую порцию спиртного вернула краски и жизнь его лицу.
— Мистер Холмс, с вас достаточно виски, — сурово сказал Чилтон. — Вспомните, вы только что чуть не устроили пожар, торопясь опустошить бутылку.
Не буду описывать тягостную сцену, которая последовала затем. Шерлок Холмс, величайший человек, которого я когда-либо знал, выпрашивал спиртное, переходя от требований к униженным мольбам, и моё присутствие было для него лишь поводом добыть алкоголь. Я не мог больше этого выносить.
— Холмс, — сказал я, — прошу вас, пойдёмте со мной. Давайте вернёмся на Бейкер-стрит. Вам не место здесь!
Казалось, на короткое время он заколебался, но затем устремил взгляд на каминную полку, и, отвернувшись от меня, пробормотал:
— Нет, та жизнь осталась позади. Её нет, и прежнего Шерлока Холмса нет тоже. Уходите, Уотсон, я должен искупить свою вину, должен выпить чашу полностью!
Я тоже посмотрел на каминную полку. Там стояла фотография трех юных, очень красивых и очень похожих девушек. Одну из них я видел сегодня на лестнице.
Конечно, я пустился в уговоры, но всё было напрасно: если что и осталось от прежнего Холмса, так это упрямство. Должен признаться, в какой-то момент я потерял самообладание и просто схватил его за руку, скомандовав:
— Вы уходите со мной!
Мне удалось выдернуть его из кресла и сделать несколько шагов к двери лишь потому, что его реакция притупилась; но затем он вырвал руку из моих пальцев, и его лицо озарила вспышка оскорблённой гордости. На миг я увидел в этом несчастном опустившемся человеке прежнюю силу духа.
— Прочь, Уотсон! — Резко приказал он. — Кто вы такой, чтоб командовать мною? Я пока не под опекой, и вы не полицейский с ордером на арест, так что не сможете увести меня отсюда против воли. Уходите и оставьте меня в покое!
Его гнев обжигал. За свою жизнь я бывал в довольно опасных переделках и никогда не считался трусом, но вспышка Холмса так меня потрясла, что я отступился.
— Я уйду, но завтра же вернусь, — сказал я, проглотив комок в горле.
Холмс стоял, пошатываясь; его глаза всё ещё сверкали гневом, но лицо постепенно приобретало прежнее отсутствующее выражение.
— Тогда принесите выпить, — проговорил он равнодушно, — или не появляйтесь ещё полгода.
Я даже не помню, как вышел оттуда. Кажется, Чилтон проводил меня до дверей. Несколько долгих минут я простоял на улице, думая, что же мне делать.
Скажу сразу: ни на миг я не допускал мысли о том, чтоб оставить Холмса в этом доме. И потому отправился за помощью к Майкрофту.
— Вы замёрзли, садитесь и выпейте бренди… или виски, если хотите, — приветствовал меня Майкрофт Холмс.
— Я воспользуюсь вашим гостеприимством, — ответил я, — но боюсь, что само слово «виски» сегодня способно вызвать у меня тошноту.
Я рассказал ему всё, чему стал свидетелем. Он выслушал меня и тяжело вздохнул.
— Мне очень горько слышать это, доктор Уотсон, но вспомните, что я говорил вам: Шерлок не примет нашей помощи.
Я не мог поверить своим ушам. Я вновь и вновь уговаривал его отправиться к Шерлоку, повлиять на него, воспользоваться авторитетом старшего брата — но Майкрофт был твёрдо настроен не вмешиваться.
Полный отчаяния, я вышел на улицу, думая о том, что же делать дальше. У меня мелькнула мысль попросить помощи у Лестрейда, но почти сразу я осознал, что это было глупо с моей стороны: полиция не имела никаких поводов для вмешательства. И всё же... может быть, он даст мне совет, поможет найти какую-то лазейку, чтобы спасти Холмса?
Увы! Оказалось, что Лестрейд был еще менее рад мне, чем в прошлый раз. У него было какое-то срочное дело, и он настойчиво отправил меня домой, советуя успокоиться и "принять капельку доброго шотландского лекарства".
Делать нечего, я повернулся, чтоб уйти, как вдруг взгляд мой упал на одного джентльмена — солидного и благонадёжного, каким я видел его часом ранее; но теперь встревоженного и обеспокоенного.
— Инспектор, простите, уж не мистер ли Чилтон там?
— В самом деле. А что, вы с ним знакомы?
— Совсем немного. Могу я спросить, что случилось?
— Его племянница исчезла сегодня из дома — соседи видели, как она садилась в какой-то частный экипаж прямо под окнами, причём Чилтон уверяет, что у неё нет ни друзей, ни знакомых, к которым она могла бы отправиться. А теперь прошу меня простить, доктор, — служебные дела!
Должно быть, та молодая леди, что я видел на лестнице в доме Чилтона кутавшейся в шаль, и была его племянницей. Когда же она успела исчезнуть? Я смутно припомнил стук колёс под самыми окнами. Выходит, пока я находился в комнате с Холмсом, всё и произошло! Может быть, мне следовало вернуться к Лестрейду и дать показания? С другой стороны, я ничего толком не знал, и в моих словах не было бы ничего ценного...
— Сэр, не найдётся ли пары пенсов для бедного парня в такой ненастный вечер? — захныкал кто-то рядом со мной. Я повернулся и увидел бойкую физиономию Билли Уиггинса — одного из лучших холмсовых соглядатаев. На миг я с горечью подумал, что без работы на Холмса Билли и впрямь опустился до попрошайничества, но потом присмотрелся к нему повнимательней. Он разыгрывал спектакль, но зачем?
Так или иначе, я решил подыграть.
— Лучше б работу себе искал, — сказал я ворчливо, роясь в кошельке.
— Я работаю, сэр! Помогаю по хозяйству в одном доме в Тэмпле, но хозяин хоть и важный, а платит так себе.
— Старайся лучше, — сказал я, кинув Билли таннер.
— Куда уж лучше, сэр! Благодарствую. Всяческой вам удачи и — берегите карманы!
Он исчез, а я сунул руку в карман и обнаружил там клочок бумаги.
Свистнув кэб, я сел внутрь, зажёг сигарету и при свете спички прочитал полученную мной записку. Она была в высшей степени лаконична:
«Возвращайтесь завтра к трем часам. Холмс».
Мои часы показывали без пяти три, когда я подошёл к двери дома Чилтона. Я уже поднял руку, чтобы постучать, когда дверь приоткрылась, и Билли Уиггинс, подав знак сохранять тишину, впустил меня внутрь и кивнул в сторону лестницы. Я поднялся и вошёл в комнату Холмса.
В этот раз он полулежал на кушетке, завернувшись в грязный халат — это Холмс-то, с его кошачьей чистоплотностью! — и закрыв глаза. Алкогольно-табачно-опиумный дух был сегодня ещё сильнее вчерашнего, и я решительно направился к окну, как вдруг мой друг, не открывая глаз, сказал вполголоса своим самым обычным тоном:
— Я вас попрошу, дорогой Уотсон, не открывать сейчас окно. Садитесь в кресло — отодвиньте его немного, чтобы вас не было видно от самой двери, вот так. Давайте чуть-чуть подождём.
Прошло несколько минут, на лестнице послышались шаги, и внезапно Холмс закричал тем же неверным, дрожащим голосом, что и вчера:
— Чилтон! Где вы, я умираю от жажды! Чилтон, благодетель мой, дайте мне чего-нибудь напиться!
— Замолчите, Холмс, вы всех всполошите, — раздался за дверью голос хозяина. — Я принес вам то, что нужно.
Он вошёл, держа в руках пару бутылок того дешёвого пойла, что выдают за виски в кабаках низшего пошиба; но при виде меня остановился в растерянности.
— Уотсон, это мой благодетель! — воскликнул Холмс. — Когда я хочу пить — воды ли, чаю, кофе — он всегда приносит мне виски! Кухарке и горничной запрещено давать мне пить что-то, кроме спиртного; но такому пьянице, как я, только того и надо, не правда ли? Кормят меня сытно — солёная рыба, жаркое, тосты — и потом я ещё сильнее хочу пить, и благодетель мой опять тут как тут со своим виски. Я теперь никогда не бываю трезв, это ли не счастье?
— Что вы несёте, мистер Холмс! — прошипел Чилтон; его голос утратил свою благородную звучность.
Дверь открылась снова, в неё тихой тенью скользнула дама с кувшином в руках и поставила его на буфет. Повернувшись, она увидела меня, и в глазах её что-то промелькнуло.
— О, миссис Чилтон, ангел сострадания! — нараспев сказал Холмс. — Только она могла пожалеть меня и принести воды, чтобы облегчить муки жажды. Уотсон, друг мой, прошу вас, откройте окно, что-то мне нехорошо!
Я так и сделал, с тревогой поглядывая на него.
— А сейчас, дорогой Уотсон, я расскажу вам одну историю. Миссис Чилтон, присядьте, вам тоже будет интересно послушать. И вам тоже, мистер Чилтон.
Лет десять тому назад из колоний приехал родной брат мистера Чилтона, вдовец с тремя очаровательными дочками — Агнес, Элис и Адой. У него были деньги, и он купил себе дом в Тэмпле, а также позаботился о том, чтоб у его дочерей, когда они вырастут, были средства. Места в доме хватало, поэтому мистер Чилтон пригласил к себе своего младшего брата Артура с женой. К сожалению, в заморских странах Чилтон-старший сильно испортил себе здоровье, поэтому, когда два года спустя он скончался от жестоких желудочных болей, никто не заподозрил неладного. Дом перешёл к дочерям, а душеприказчиком согласно завещанию стал, конечно же, Артур. Годы шли, девушки взрослели и стали задумываться о самостоятельной жизни. И тут мистер Чилтон, человек весьма предусмотрительный, подсказал своим племянницам, что здравомыслящие люди страхуют свою жизнь. И Агнес, Элис и Ада так и сделали: застраховались каждая в пользу других сестер. Как видите, мистер Чилтон действовал исключительно бескорыстно — он-то не получал ничего.
А тем временем мисс Элис Чилтон познакомилась с одним достойным джентльменом и ответила на его ухаживания. Но к несчастью, девушка унаследовала недуг своего отца — или так это объяснял безутешный дядя — и скончалась через месяц после помолвки. Страховку получили её сёстры.
Но у старшей из них, мисс Агнес, возникли подозрения. Видите ли, Уотсон, в завещании Чилтона-старшего говорилось, что наследство должно быть поровну разделено между дочерьми и перейти к их потомкам. Но если бы случилось так, что девушки умерли, не оставив наследников, тогда…
— Полагаю, его получил бы брат мистера Чилтона?
— Да, он самый. Мисс Агнес была очень умна. Заметив у себя и мисс Ады внезапно проявившиеся признаки того же недуга, она пришла ко мне на Бейкер-стрит и поделилась своими подозрениями. Я же, к сожалению, недооценил нависшую над ней опасность, — уголки рта Холмса скорбно опустились вниз. — Через несколько дней она была мертва.
И тогда я решил, что спасти мисс Аду и вывести на чистую воду убийцу — дело чести. Я убедил мистера Чилтона сдать мне пару комнат, чтобы не спускать глаз с обитателей дома.
— Я пустил вас в дом только потому, что вы любили Агнес! — вскричал Чилтон.
— Неправда, вы пустили меня потому, что увидели жалкого, больного, сломленного человека, которого легко было убедить застраховать свою никчёмную жизнь — теперь уже, конечно, на ваше имя, — отрезал Холмс. — И вы делали всё, чтобы приблизить мою смерть. Уверен, что вы подобным образом вели себя и с племянницами — я видел, в какой сырой, мрачной комнате жила Агнес, страдавшая от кашля, и как раскаляется на солнце комната Ады, склонной к мигреням и обморокам. Вы негодяй, Чилтон, но вы не убийца, вы лишь пособник. Убийца — ваша жена.
Я бросил взгляд на лицо миссис Чилтон — оно ничего не выражало.
— Это она решала, что хватит ждать, не так ли? И тогда в дело шёл мышьяк. Полагаю, подозрений не возникало лишь потому, что девушки были застрахованы в различных обществах — уверен, именно вы им это посоветовали, мистер Чилтон — и никто не сообразил, что конечная выгода будет принадлежать вам. Ну, и потому, что выйдя замуж, мисс Фанни Уэйни, оправданная за недоказанностью улик в деле об отравлении её матери, превратилась в почтенную миссис Чилтон, не так ли? Нет-нет, не делайте ничего необдуманного: полиция уже в доме. Раскрытое окно было сигналом — точно так же, как и вчера, когда мы устроили побег мисс Аде. Вы, дорогой Уотсон, едва не сорвали весь наш план, так внезапно появившись в самый ответственный момент. Лестрейд, входите уже!
Несколько полицейских в штатском вывели из комнаты мистера и миссис Чилтон — муж гримасничал и сыпал проклятиями и оправданиями вперемешку, а жена была невозмутима, как каменное изваяние.
— И кувшин не забудьте, тут премилый раствор мышьяка, — сказал Холмс. — Боже, как я соскучился по нашей чудесной квартире на Бейкер-стрит! Уотсон, поехали домой!
После праздничного обеда (миссис Хадсон была извещена о возвращении своего любимого постояльца накануне и всю душу вложила в стряпню) мы с Холмсом блаженствовали, расположившись с трубками перед камином.
— Не хотите ли бренди? — спросил он, и я мягко упрекнул его:
— Дорогой друг, вам сейчас стоит быть поосторожнее со спиртным. Я понимаю, что вы должны были убедить Чилтона в том, что вы горький пьяница, но…
— Не беспокойтесь, Уотсон, я пил очень мало, — ответил Холмс, смеясь. — Для того-то мне и нужен был там Уиггинс: он выносил прочь виски, который, как считалось, я выпивал. Ну, кроме того количества, что мы нагревали на спиртовке, чтобы создать нужную атмосферу!
— Слава богу — вы меня порядком напугали.
— Мы, Холмсы, обычно предпочитаем бренди. Здесь водился виски лишь потому, что вы его пили. Майкрофт его вообще не держит.
— А вот в этом вы ошибаетесь, — заметил я не без удовольствия, — только вчера он мне предлагал именно виски.
Холмс поднял бровь и тихо рассмеялся.
— Ах вот как! Значит… он ждал кого-то в гости. Надо же! Стоит только отлучиться, и… Рискну предположить, виски был шотландский?
— Как вы узнали?!
Холмс отмахнулся, продолжая улыбаться.
— Неважно. Ну, если не бренди, тогда — музыка, — он открыл секретер и бережно достал оттуда безупречно целую скрипку. Я поглядел на него в изумлении.
— Ну, в самом деле, Уотсон, — сказал Холмс, — неужто вы поверили, что я способен на такой вандализм?
— По рассказам миссис Хадсон, вы были не в себе.
— Я сломал негодную скрипку, специально купленную для этого случая за гроши.
— И свои колбы и пробирки вы тоже не разбивали?
— Разбил несколько самых неважных. Нужно было создать у соглядатая уверенность, что Шерлок Холмс деградирует. Лестрейд был в курсе дела и неплохо мне помог.
— Так вы делали всё это для соглядатая?!
— Ну конечно. Жаль, я поздно догадался, что за домом пристально наблюдают — и бедная Агнес Чилтон поплатилась за это. Незаурядная была девушка, Уотсон. — Холмс тронул кончиком пальца одну из струн.
— Но зачем такая сложная инсценировка?
— Чтобы разоблачить убийцу и спасти третью сестру, я должен был находиться в самой гуще событий. Чилтон видел меня и знал, кто я такой — значит, я не мог появиться у него под вымышленным именем.
— Но вы же мастер перевоплощения, Холмс!
— Да, но мне предстояло жить в его доме так, чтобы он в любой момент мог зайти ко мне и увидеть меня в состоянии алкогольного или опиумного опьянения. Вряд ли я мог позволить себе сложный грим или накладки, меняющие фигуру.
— И тогда вы решили сыграть опустившегося Шерлока Холмса?
— Да. Поводом для того, чтобы попроситься к Чилтону на квартиру, стала история о том, что я с первого взгляда влюбился в Агнес и отчаянно страдал после её смерти. Я хотел быть как можно ближе к ней, Уотсон!
Нежная и печальная мелодия полилась из-под смычка.
— И всё же я никак не могу понять, Холмс, — сказал я позже, когда мой друг отложил в сторону скрипку и смычок и вернулся к камину, — как вы могли убедительно изобразить чувство, которое вам незнакомо?
Холмс помолчал, глядя в окно, а потом, всё так же не глядя на меня, сказал:
— Когда я подвизался на театральных подмостках, то заметил, что актёры бывают двух типов. Одни перевоплощаются в своего персонажа, и у них всё меняется — голос, походка, жесты. Другие же находят внутри себя сходство с персонажем и играют как бы вариацию, усиливая нужные по пьесе черты или убирая ненужные. Обычно я всегда использовал первый способ; но в этот раз, раз уж играл самого себя, решил прибегнуть ко второму. Я… взял известную мне в самом себе привязанность, усилил её, дал ей разрастись и затем представил, что было бы, если б я позволил себе сломаться и впасть в отчаяние. Это было… пугающе легко, — по его телу пробежала дрожь. — А знаете что, Уотсон? Предупредите запиской вашу жену, что будете поздно, и давайте отправимся слушать «Силу судьбы» — она не менее кровава, чем жизнь, но гораздо, гораздо более мелодична!